Кровь избранных - Страница 41

К оглавлению

41

— Твою мать! Ключей нет! — Поразмыслив, она сказала: — Пойду в дом прислуги за ними. А вы оставайтесь здесь.

Отдав Хиро чемоданчик, девушка быстро добежала до здания служебного корпуса. Японец залез в кабину и затаился на сиденье.

Обнаружив в полутьме труп садовника, Фелипа еле сдержала возглас. Она крадучись направилась к тумбочке у кровати. Но в ящике ничего не оказалось, кроме очков и карандаша. Девушка огляделась вокруг. У входа валялось пустое кольцо с крючками для ключей. Заглянув в комнату поварихи, креолка вскрикнула и закрыла рот руками. Постаравшись взять себя в руки, Фелипа пробежала взглядом по комнате. «Где же они могут быть?» Наконец ее осенило: карманы брюк садовника! Нащупав металл сквозь ткань, обтягивающую ноги мертвеца, девушка немного успокоилась.

За спиной раздался негромкий шорох, девушка вздрогнула и медленно оглянулась. Овилло!

С котом в руках Фелипа изо всех сил побежала к машине. Отару подвинулся, и креолка забралась внутрь. Мотор несколько раз чихнул. Только бы не услышали… Только бы… Наконец двигатель загудел, и беглецы облегченно вздохнули. Креолка нажала на педаль акселератора, и они помчались на юго-восток.

3
Шанхай, август 1920

Крошечная надгробная плита была высечена из грубого серого камня. Никакой золоченой надписи, как на могилах в богатой части кладбища, где хоронили коммерсантов или гангстеров. Никаких украшений, никаких колонн с расписными сферами. Небольшой прямоугольник среди кустарников и многих других, зачастую безымянных захоронений в восточной части кладбища. И это считалось привилегией. Благодаря Юй Хуа Шань Фену удалось уберечь мать от участи лежать в общей могиле, а то и совсем остаться без погребения и оказаться в самом смрадном кладбищенском углу. Там на носилках лежали трупы тех, чьи родственники не имели средств перевезти их в родные места, как того требовал обычай. Зато младшего брата такая участь не миновала, и кто знает, где теперь его тело.

Мать умерла два года назад. Шань Фен изредка приходил на кладбище, когда ему нужен был совет. Парень не умел молиться и знал, что она не ответит, и все-таки просил благословения и поддержки. Вот и сейчас китаец извинился за то, что побеспокоил ее, и ушел.

Идя вдоль кладбищенского забора, юноша ощутил тошнотворную вонь непогребенных тел, смешанную с испарениями из сточной канавы. Запах раздирал горло и легкие, Шань Фена зашатало. Ему пришлось схватиться рукой за шершавую стену и сделать немалое усилие, чтобы прийти в себя. Потому парень и не заметил, как сзади подошел человек-форма и, взяв за плечо, сказал:

— Я все время слежу за тобой, глаз не спускаю.

Шань Фен медленно обернулся. На него глядела жирная физиономия того самого инспектора полиции, что гнался за ним по переулкам французской концессии во время восстания в девятнадцатом и в парке Хуанпу совсем недавно, и оба раза безуспешно. Знакомство старое.

— Кого я вижу! — улыбнулся парень. — Как живешь, Свиное Рыло? По-прежнему нюхаешь, где японцы газов напустили?

Полицейский вцепился юноше в волосы и резко рванул назад — так, что тот чуть не упал.

— Почему крутишься около этой могилы? И не заливай, будто такой подонок, как ты, почитает мертвых. Небось, ищешь, что спереть? — Инспектор снова потянул Шань Фена за волосы, и у того брызнули слезы.

— Здесь похоронена моя мать.

Хватка ослабла.

— Наверняка она померла от расстройства.

— Все лучше, чем продавать родителей японцам, как ты. — Юноша осклабился, словно сказал что-то очень забавное.

Шань Фен резко ударил инспектора по руке, и тот его отпустил. Отбежав шагов на десять, парень понял, что полицейский не собирается его преследовать. С тех пор как китаец поднялся по иерархической лестнице в организации Юй Хуа, ему стало ясно: такая мелкая сошка, как этот боров, неопасна. Толстяку платили ежемесячно, и он кое на что закрывал глаза. Но между ними были старые счеты. Блюститель закона часто делал страшные глаза и громко орал, но только для того, чтобы самому не забыть, как звучит его громовой голос. Шань Фен давно все понял.

— Я человек уважаемый, а потому изволь относиться ко мне с почтением, иначе рано или поздно пожалеешь, — крикнул парень инспектору.

— Я уже сказал, что не свожу с тебя глаз. Так что посмотрим, кто из нас пожалеет.

Последние слова инспектора прозвучали в спину Шань Фену, который уже уходил от кладбища по переулку.

Добравшись до дома, китаец собрался завалиться на койку, но вдруг почувствовал: что-то не так. Вроде все на местах, а может, и нет… Вся скудная обстановка комнаты, кувшин с водой, умывальник, старые книги… Шань Фен открыл стоящий возле стены сундучок: то же ощущение. Присмотревшись повнимательнее, юноша понял, что интуиция не обманула. В его пожитках кто-то копался. Порылся аккуратно, но все-таки не смог полностью скрыть следы — вещи были чуть смещены со своих мест.

Шань Фен быстро вышел из дома и спросил одну из старух, сидевших на низеньких скамеечках и шивших что-то при свете пригашенных масляных ламп:

— Кто сюда входил?

Женщина равнодушно посмотрела на парня и легонько похлопала по плечу.

Недоверчиво улыбнувшись, он снова вошел в дом.

4
Шанхай, улица Пубалу,
1 июля 1921

Сегодня вечером во французской концессии в женской школе По-Ай должен был начаться 1-й съезд коммунистической партии. Из внутреннего окна напротив входа повар Фу Шен наблюдал, как последние два делегата из Пекина поднялись на верхний этаж, где всем отвели комнаты. Он вытер руки о передник и продолжил разделывать телятину на большом кухонном столе. Ему эти хлопоты были абсолютно ни к чему. Во время каникул заведение пустовало, и вместо того, чтобы бездельничать или заниматься какими-нибудь мелочами, ему теперь приходилось готовить на пятнадцать человек. По крайней мере, он насчитал уже одиннадцать, но поболтать было не с кем, потому что никто из них не понимал Шанхайский диалект. Занятый работой кулинар не заметил появления еще нескольких представителей: трех европейцев и двух китайцев.

41