Шань Фен не чуял под собой ног, находясь уже за пределами усталости и гнева. Он не смог бы объяснить, что толкает его вперед. Надо было действовать — и все.
У четырнадцатого причала молодой человек притаился за штабелем ящиков, чтобы перевести дух. Пункт наблюдения китаец выбрал отличный. Шань Фен взглянул на часы: стрелки показывали четыре утра. Он подумал, что секретарь и комиссар вот-вот появятся со стороны порта и что Ту Юэшень и его молодчики уже сидят в засаде. Не прошло и двадцати минут, как из темноты вынырнули две фигуры и, миновав укрытие Шань Фена, углубились в переулки. Юноша двинулся за ними. Их можно было различить по телосложению: Мао выше и плотнее Вана. Когда они стали приближаться к пятнадцатому причалу, на них набросились четверо: по двое на каждого. И еще один остался стоять в стороне.
Нужно сыграть на внезапности и заставить нападавших поверить, что его поддерживают серьезные силы. Шань Фен выстрелил в стоявшего в стороне бандита, промахнулся и бросился на остальных, заорав во всю глотку. Темнота, шум и испуг противников стали союзниками парня.
Один из тех, что напали на Мао, оторвался от своей жертвы, и Шань Фен выстрелил ему в грудь. Другой пустился бежать. Еще двое тащили Вана в темноту, видимо оглушив.
Юноша снова выстрелил в надежде на то, что те бросят пленника, но безрезультатно: они находились уже далеко.
Молодой человек подбежал к Мао, чтобы помочь ему подняться, но тот пристально глядел за его спину. Когда знаешь, что патроны кончились, ощущение поганое. Парень медленно обернулся. На земле лежал тяжелораненый мужчина и держал его на мушке. Рука у бандита задрожала, и он из последних сил нажал на курок. Два выстрела прогремели как один, второй в темноте высветил вспышкой человека из «Зеленого круга».
Шань Фен повернулся к Мао и отрывисто бросил: «Уходим!»
Огромный трансатлантический лайнер «Вадер Оранж» в ближайшее время отправлялся в Роттердам. Молодой человек, стоявший на корме, нервничал: большой период его жизни подходил к концу. Он пересек палубу, подошел к борту и, наклонившись, долго смотрел на темную воду далеко внизу. Ют насквозь продувался колким вечерним ветром. Вокруг суетились матросы, занятые последними приготовлениями перед отплытием. Парень глубоко вдохнул соленый, отдающий углем воздух, запахнул куртку и задумался над тем, что произошло за последнее время.
Вместе со спасенным Мао Шань Фен пошел в «Нефритовую бабочку» и обнаружил разрушенное заведение, которое уже никому не могло служить убежищем. Люди «Зеленого круга», скорее всего с помощью гоминьдановцев, уничтожили клуб. Они давно собирались свести счеты, и наконец такой случай представился. Около здания потерянно бродил парнишка, которого Шань Фен встретил у дверей несколько дней тому назад. Вышибала сказал, что Юй Хуа убит ударом в висок во время погрома. Когда приходит новый хозяин, старый оставляет территорию… Стиснув кулаки, молодой человек прошелся среди развалин былого великолепия, потом обернулся к Мао Цзэдуну:
— Не вижу… ни масс, о которых ты говорил, ни разорванных цепей. Все это натворили империалисты и коррумпированные чиновники, которых следовало сбросить в позорные ямы. И никто их не остановил.
— Не поддавайся унынию, мой мальчик. Твоя личная судьба не в счет. Время настало.
— Да ты посмотри вокруг! — напустился на него Шань Фен. — Все это — дело рук Гоминьдана. В его власти и город, и вся страна. Богачи теперь именуют себя «офицерами революционной армии», переиначив на свой лад твои же идеи. Как тебе могло прийти в голову, что они дадут подняться крестьянам или пролетариям? Позволят им не платить налоги и завладеть всем имуществом?
Мао вздохнул с таким видом, словно ожидал от молодого человека чего-либо подобного.
— Крестьянские массы уже получили…
— Крестьянские массы как питались землей и коровьим навозом, так и будут есть их дальше! Гоминьдан своего добился, а нас бессовестно использовал! Китай просто-напросто сменил хозяина, и это вовсе не народ.
— В то время как с помощью магии твоего друга…
— Я так не говорил.
— А что же ты тогда утверждал?
Шань Фен отвернулся:
— Не знаю, что сказать. Теперь я уже ничему не верю. У меня ничего не осталось…
Тишину нарушили шаги уходившего Мао.
— Хорошенько подумай, прежде чем что-то говорить или делать. Спасибо за вчерашнюю ночь, — произнес на прощание революционер и ушел прочь.
Ни разу в жизни парень не ощущал себя таким одиноким. Хотелось горько рассмеяться над своей участью: сидит, покинутый всеми, на кладбище и собирается осквернить могилу матери. Молодой человек поддел стамеской плиту, и та чуть съехала в сторону.
«Прости меня, мама, прости». Шань Фен засунул руку внутрь и вытащил запыленный металлический ящичек. Вытерев рукавом пот со лба, он поднял крышку и вынул кожаную сумку, которую не видел столько лет. Парень, волнуясь, расстегнул заржавевший запор и достал бумаги. От сырости листки слегка пожелтели. Каждая запись в двух экземплярах, как задумал Хофштадтер.
Шань Фен сложил все обратно и повесил сумку на плечо. Потом привел в порядок могилу и направился к выходу.
Однако едва он сделал несколько шагов по аллее, как знакомый голос старого друга окликнул его по имени.
Утром того же дня Дерюйтер с билетом в один конец вышел из пароходного агентства. Пришло время возвращаться домой. События близились к развязке. Так или иначе, а его жизнь меняла направление, чему можно порадоваться. Шанхай и Китай стали ему невыносимы. Когда голландец приехал в эту страну много лет назад, он выполнял определенную миссию общества Овна. Кроме того, Ганс стал представителем некой власти, наделенным полномочиями, а теперь… Мир стремительно менялся и обретал неузнаваемые формы.